Прибежище слэшера

С первого дня стало ясно, что в казармах 11 отряда будет весело. Там толпилось много бестолкового народу, и даже по ночам было шумно, грязно и опасно. Абарай Ренджи впервые за долгое время почувствовал себя как дома, в Инудзури.
Его «торжественно посвятили в отряд» в тот же день, подсыпав в рис перца вместо кунжута и подложив в его постель полураздетого пятого офицера Аясегаву Юмичику. Как оказалось, пятого офицера подкладывали всем в качестве проверки на порядочность. Порядочность, вероятно, зависела оттого, что будет делать новенький с красавцем шинигами.
Ренджи не обиделся. Чтобы показать, что он хоть и новенький, но уже офицер, он побил парочку наглецов на разминке, и в отряде его тут же посчитали за своего.
С пятым офицером Ренджи обошелся нежнее. У него была тонкая гибкая талия и кошачьи повадки, и он напоминал девчонку. Ренджи не бил девчонок. Кроме того, он не спешил выяснять, почему такому хрупкому на вид созданию дали чин пятого офицера. Вариантов было два – либо он был чьей-то «девкой» (тут Ренджи с сомнением поглядывал на капитана Зараки), либо дымчатые глаза скрывали тайну о банкае, а нарываться не хотелось. Он вежливо попросил Аясегаву больше не ночевать в его постели. В ответ этот певун сладко рассмеялся и предложил называть его по имени, и с тех пор офицер Аясегава стал для него «Юмичика-сан».
В каждом отряде существовали свои порядки. Ренджи быстро забыл о выучке пятого, и вскоре вместе со всеми обмывал косточки бывшему горячо любимому капитану Айзену. Смеяться над чужими капитанами в Одиннадцатом было нормой жизни, в то время как Зараки Кенпачи боготворили. Все его приказы беспрекословно исполняли (даже «Эй, там, рыжий, сбегай за конфетами для Ячиру!!»), с ним распивали сакэ и дрались по пьяни.
Заправляла всем в отряде лейтенант Кусаджиши, или просто Ячиру-чан. Именно она разнимала дерущихся шинигами и утаскивала названного отца-капитана с попоек, а также определяла больных в госпиталь и улаживала недоразумения с другими отрядами.
Документацию иногда вел (но чаще не вел) Аясегава Юмичика – он садился за отчеты тогда, когда лейтенант восьмого отряда Исэ Нанао не могла помочь, или когда ему хотелось уединения. Юмичика также отвечал (по собственной инициативе) за порядок в казармах и банные дни.
За построение и тренировки ответственность нес (тоже по собственной инициативе) третий офицер Мадараме Иккаку. Отличный, кстати, парень.
В целом, в Одиннадцатом отряде каждый занимался любимым делом. Любимым делом Абарая Ренджи были миссии, и, к его радости, этого добра было много.
Юмичики почему-то тоже было много. Он появлялся неожиданно, окидывал Абарая оценивающим взглядом и исчезал. Также у пятого офицера был пунктик насчет чистоты, поэтому весь отряд подвергался нещадному контролю. Но с новеньким Аясегава был вдвойне строг. Если вечером Ренджи стоял у колонки с водой во дворе, спустив косодэ до пояса, и чистил зубы, то пернатый офицер пристраивался на крыше ворот, словно на жердочке, и рассматривал его загорелую согнутую спину.
– Откуда у тебя татуировки, Ренджи? – однажды спросил он.
– А что?
– Красиво, – завистливо вздохнул Юмичика. Он спрыгнул во двор и ветром умчался прочь. Ренджи с удивлением посмотрел ему вслед.

***

Рыжий проснулся с мыслью, что проспал что-то важное. После ночной прогулки по барам Руконгая – где они с друзьями отмечали его первый отпуск в 11 отряде – вообще просыпаться не хотелось.
Кроме него в спальне никого не было... если не считать Аясегавы, который колдовал над своими перьями, положив зеркало на колени.
Юмичика на секунду поднял глаза и окинул голую спину Абарая безразличным взглядом.
– Все ушли на грунт, – сообщил он, прежде чем тот успел что-либо спросить.
– А я? – хрипло возмутился Ренджи. – Почему не разбудили?
– Будили, – невозмутимо продолжал офицер. – Меньше надо пить. Наряд на уборку туалетов, Абарай.
Новость не из приятных, вдобавок к его раскалывающейся голове и горлу, где образовалось свое песчаное Уэко Мундо. Сжалившись над ним, Юмичика принес кувшин с водой и держал его, пока Ренджи жадно пил. От его рук сладко пахло клубникой.
– А ты почему не на грунте? – спросил Ренджи.
– Я был нужен капитану, – Юмичика поставил кувшин на пол.
– Зачем?
Аясегава провел рукой по абараевским спутанным волосам, думая, отвечать или нет, а потом сказал:
– Прическу ему делаю. Хочешь, тебе сделаю?
На мгновение Ренджи потерял дар речи, и, видимо, Юмичика расценил его молчание как согласие. У него в руках появился гребень, и он принялся расчесывать спутанные алые пряди.
– Я думал, Ячиру этим занимается, – неловко буркнул Ренджи.
– У Ячиру руки коротки. Кстати. У тебя ногти ужасные. И татуировки эти на лбу, – Ренджи по голосу понял, что Юмичика недовольно сморщился. – Давай, мы тебе бандану подыщем? – руки переместились с головы на спину, и погладили татуировки на лопатках, отчего Ренджи напрягся и приподнялся на локтях. – Не бойся. Я Зараки-тайчо так часто делаю.
– Что... делаешь?..
Прикосновения пальцев завораживали, и Ренджи снова уткнулся носом в подушку.
– Скидываю напряжение, – мелодичный голос гипнотизировал. Сейчас, когда Юмичика был близко, Ренджи понял, что от него пахнет не только ароматными травами, цветами или фруктами... От него пахло сильным мужчиной – словно рейацу Зараки-тайчо прилипло к ухоженной коже... Значит, он был его парикмахером и массажистом... Или кем-то еще? Абарай вспыхнул, попытавшись представить себе это «кем-то еще».
– Агх...
– Ренджи?
– Ээ... а что... Зараки-тайчо... так нужен массаж? – брякнул Ренджи, стараясь сделать это как можно непринужденнее.
– Нужен, но не потому что он устает... Я к нему прихожу... энергию забирать, – и Юмичика прошептал заговорщеским шепотом, от которого у Ренджи поползли по ногам нехорошие мурашки. Словно ему страшную сказку рассказывали. – Ты знаешь, что у капитана под повязкой на глазу?...
– Нет...
Юмичика удовлетворенно выдохнул:
– Меньше знаешь – крепче спишь. Ну вот, голова не болит?
К своему удивлению, Ренджи обнаружил, что ему действительно намного лучше. Он сел на футоне. Юмичика вернулся к своему зеркалу и отвернулся от Абарая, но прошла минута, прежде чем рыжий шинигами смог оторвать задумчивый взгляд от тонкой спины.

***

Весь день Ренджи мучили вопросы о том, кем на самом деле является Юмичика в Одиннадцатом отряде, и вечером он не выдержал.
– Слышь, Иккаку-сан, – Ренджи опустился на корточки на краю веранды рядом со старшим офицером и осторожно спросил. – А что Юмичика-сан делает вечером у Зараки-тайчо?
Иккаку хмыкнул:
– Заметил, значит. Ну ладно, пойдем. Покажу.
Ренджи вскочил:
– А можно?
– Можно, если осторожно, – Иккаку поднялся и поманил его за собой в сторону комнаты Зараки.
Они проскользнули бесшумными тенями под окна и прокрались к задвинутым сёдзи. Иккаку ему как-то сказал, что Зараки-тайчо не чувствует рейацу, но его слух и зрение как у дикого зверя, поэтому рядом с ним надо быть осторожней. Ренджи проковырял дырку в бумаге и заглянул в комнату.
Ячиру валялась в углу на футоне, выводя чернильные каляки на свитке. Возле стола в домашнем кимоно сидел Зараки, а Юмичика стоял позади на коленях (едва возвышаясь над капитаном) и деловито выпутывал колокольчики из волос. Рядом на полу поблескивала Фуджикуджяку.
«Зачем ему зампакуто сейчас-то?» подумал Ренджи, «К тому же, освобожденный...»
Прошло минут десять, пока Аясегава не закончил расчесывать длинные черные волосы. Ячиру уже посапывала носом в свитке. Зараки-тайчо, казалось, задремал сидя. Юмичика отложил расческу и поднял свой меч. От лезвия Фуджикуджяку к ногам капитана тянулись светящиеся зеленые нити... Нет, они тянулись по всей комнате, причудливо завиваясь и окрашивая в успокаивающую зелень оранжевый свет от лампад.
Стройный шинигами легко поднялся, потянул капитана за плечо, и Зараки сонно опустился на пол к его ногам. Фуджикуджяку жадно выбросила пучок нитей, обхвативших руки и плечи мужчины. Юмичика оседлал его бедра и близко наклонился к лицу.
– Я сниму, тайчо? – спросил он тихо, и получил согласный кивок в ответ. Ренджи смотрел, прикованный к месту, пока Иккаку не потянул его за ворот.
– Хватит, пошли...
– Но...
Иккаку отдернул его от сёдзи в тот момент, как Юмичика, держа в одной руке зампакуто, снял повязку с глаза Зараки, и Ренджи накрыло огромной волной бурой, как кровь, рейацу. У него подогнулись коленки. Лысый подхватил его и потащил прочь.
Отдышаться Абарай смог только у колодца во дворе 11ого отряда.
– Это ... была настоящая рейацу Зараки-тайчо?
– Ага. Кроме Аясегавы никто ее подолгу не выдерживает.
Иккаку хлопнул Ренджи по плечу.
– Понятно теперь, зачем ему нужен Юмичика?
Ренджи кивнул, но почему-то ему казалось, что он узнал не все. Поэтому когда Мадараме исчез в додзё, рыжий рванул обратно к дому капитана.
Рейацу уже стихла, в окнах погас свет, только в комнате Кусаджиши-фукутайчо горела лампа – она не спала без света, а значит ее перенесли из спальни капитана. Ренджи прокрался на прежнее место и заглянул внутрь. Глаза быстро привыкли к темноте.
Зараки спал на полу в распахнутом кимоно и со знакомой повязкой на глазу. Спал, обнимая Юмичику, плечи которого едва укутывало белое исподнее косодэ. Привычного оранжевого шарфа на нем не было. Волосы веером рассыпались по плечу капитана.
Юмичика вдруг поднял голову и повернулся, смотря прямо в бесстыжие глаза Абарая. В один миг хрупкий на вид офицер подхватил зампакуто, вскочил и оказался снаружи. В другой миг Ренджи почувствовал у горла два лезвия – Фуджикуджяку и Хоодзукимару, и в два голоса на него шикнули:
– Скотина!!
Иккаку и Юмичика подхватили застигнутого врасплох офицера и поволокли к пустовавшей в поздний час бане.
– Я к тебе со всей душой, Абарай, – зарычал Иккаку, подправляя слова пинком под ребра. – А ты – шпионить!
– Скажешь кому – зубы выбью, – гневно зашипел Юмичика, схватив перепуганного парня за космы.
– Я ничего не видел!! – защищался Ренджи, прикрываясь от сыпающихся на него ударов.
– Конечно, ты ничего не видел, – поддакнул лысый. – А после нашего разговора ты и ничего помнить не будешь.
Они бросили его в угол раздевалки и сели на скамейку. Иккаку вытащил сигарету, а Юмичика аккуратно заправил косодэ за пояс хакама. Фонарь с улицы светил в окно, и Ренджи заметил на шее Юмичики шрамы, обычно спрятанные под шарфом, и на языке некстати завертелся вопрос – откуда они?
– Ну, – сказал лысый. – Что будем с тобой делать, вуайерист хренов?
Ренджи потерянно молчал.
– Пойдешь со мной на задание, – вдруг приказал Юмичика. – Это будет тебе уроком.

***

Случай представился довольно скоро. В последнее время Одиннадцатый отряд только и ждал выхода на грунт, поскольку в Сообществе Душ объявили охоту на опасного пустого по кличке Людоед.
Шинигами в Генсее было строго запрещено вступать в бой с Людоедом, пока не прибудет подкрепление.
Людоед был паразитирующим пустым. Хотя он действовал по одной схеме, его было сложно поймать. Обычно он появлялся на короткое время в мире живых, чтобы оставить свои личинки. Эти личинки сливались с душами живых людей, и вскоре люди умирали, становясь душами-минус – пустыми. Тогда Людоед появлялся и пожирал их, таким образом наращивая свою силу. Говорили, что скоро он станет Меносом Гранде.
Одиннадцатый отряд мирно спал, когда раздался сигнал тревоги. Юмичика вскочил первым, запрыгнул в хакама, подхватил зампакуто и скомандовал натягивающему штаны Абараю следовать за ним. Они помчались до Врат, где уже собирались шинигами из пятого отряда под началом новенькой лейтенанта Хинамори.
– Мы должны ждать Айзена-тайчо, – сказала Момо, кивнув бывшему однокласснику.
– Вы – ждите, – бросил Юмичика и шагнул во Врата. – За мной, Абарай!
Адские бабочки вырвались в прохладную токийскую ночь. Рейацу пустого было резким, как запах тухлятины, и двое шинигами помчались на него.
– Это Людоед! Я помню его рейацу!
– У тебя есть план действий? – выдохнул Ренджи.
– Убить этого гада, – Юмичика выхватил и освободил зампакуто. – С первого удара.
Абарай хмыкнул – на план это не было похоже. Аясегава вырвался вперед, взлетев над низкими крышами домов. Его рукава взметнулись черно-белыми крыльями, когда он взмахнул зампакуто и ринулся вниз за добычей, как хищная птица.
Пустой заметил их в последний момент, бросил человека, которого держал, и кинулся вниз по улице, семеня паучьими ножками. Аясегава с размаху налетел на него и отсек несколько лап. Пустой обернулся и атаковал сам. Ренджи приземлился у его головы, намереваясь обезглавить его, но паразит успел перегруппироваться. Огромный коготь встретил лезвие Забимару и откинул Ренджи, как пушинку. Острые зубы маски лязгнули над самым ухом рыжего шинигами и вонзились в плечо. Аясегава выругался и засадил лезвия зампакуто в спину пустого, оставив четыре глубоких борозды. Людоед взревел, бросил Абарая и помчался по улице прочь. Через миг он исчез в Уэко Мундо.
– Чтоб его! – в сердцах бросил Юмичика, возвращая катану в ножны. – Какая награда уходит, а?!
– Прости, – Ренджи сморщился, зажимая кровоточащую рану рукой. Старший офицер оценивающе посмотрел на его плечо.
– Жить будешь. Вернемся в Общество, зайдешь в четвертый отряд.
Абарай хотел возмутиться, но Юмичика махнул рукой – молчать. Он подошел к потерявшему сознание человеку и присел возле него. Вдруг он произнес какое-то заклинание и вонзил ладонь ему между лопаток. Когда он вынул руку из духовного тела человека, в его кулаке извивалось что-то скользкое, хлюпающее и зубастое.
– Попался. Не успел слиться, – довольно сообщил Юмичика. – Ну иди сюда, – он раскрыл рот, и поднес руку к губам. Ренджи подскочил вмиг и ударил по запястью:
– Ты чего делаешь?
– Вживляю себе паразита, – ответил Аясегава.
– Зачем? – в шоке спросил Ренджи.
– Есть у меня одна теория. Видишь ли, если Людоед знает, когда его детишки выжрут душу и превратят человека в пустого, то наверное эти гады должны чувствовать, где и когда появляется Людоед. Если паразит сядет ко мне в душу, я узнаю, как найти его хозяина и, возможно, остальных носителей...
– Это только теория!
– И это лучше чем ничего.
– Давай покажем эту зверюгу Унохане-тайчо! – Ренджи не отпускал запястье офицера.
– Смотри, он сдохнет, если будет долго находиться вне души.
Действительно, паразит перестал извиваться, только судорожно подергивался в кулаке. Ренджи всегда принимал решения быстро, и сейчас не стал медлить.
– Тогда лучше ко мне. Вживим через рану.
– Абарай!
– Старший офицер не должен подвергать свою жизнь опасности. Времени на разговоры нет, – возразил тот. Юмичика сдался и приложил руку к разодранному плечу напарника. Гад сразу очнулся и всосался в кожу. Скоро от него не осталось и следа.
Ренджи чувствовал себя совершенно обычно – только крутило живот от осознания того, что внутри сидел какой-то ублюдок, и нудела рана.
– Я согласен на четвертый отряд, – с вымученной ухмылкой сказал он.
В этот момент на место прибыли шинигами пятого отряда во главе с капитаном Айзеном.
– Это был Людоед? – спросил капитан, заметив человека.
– Так точно, Айзен-тайчо, – отрапортовал Юмичика. – К сожалению, он ушел в Уэко Мундо. Офицер Абарай был ранен, и мы как раз собирались в Общество...
– Ренджи?
– Я в порядке, Айзен-тайчо.
– Ясно. Что-нибудь еще? Нет? Ну, идите.
Уже у Врат Ренджи спросил:
– Почему ты не сказал ему про паразита?
– Наградой делиться не хочется, – хитро сверкнул глазами Юмичика.

***

Унохану-тайчо пришлось поставить в известность – ни Юмичика, ни Ренджи не хотели рисковать лишний раз. Она поздравила Ренджи с тем, что он – клинический идиот, раз согласился на подобные эксперименты. Затем заставила рыжего сдать кучу анализов и обещала вылечить от паразита как только получит результаты. А пока, сказала она, если это поможет выследить Людоеда, офицер Абарай может идти на все четыре стороны.
Вернувшись в казарму, Ренджи сразу рухнул досыпать свое, наплевав на всех пустых и паразитов. Но выспаться ему не дали. С самого утра за стенкой кто-то топтался, что-то приколачивал и ввинчивал. Во дворе царил такой гам, будто там в срочном порядке строили еще одну казарму.
Ренджи, чертыхаясь, выполз из спальни на веранду. Он едва узнал двор: на каменных плитках были приготовлены костры и стояло что-то вроде помоста... С крыш свисали гирлянды фонариков, а возле главных ворот активно возводились торговые палатки.
Ренджи поймал за ногу пробегающего мимо рядового и грозно потребовал объяснения.
– Так сегодня же О-бон мацури! – радостно ответили ему, вывернулись и убежали.
Фестиваль мертвых, О-бон мацури, в Сейрейтее был одним из главных праздников. Когда Ренджи служил в пятом, капитан Айзен выводил весь отряд на ярмарку на главную улицу жилого Сейрейтея. Но Зараки-тайчо, видимо, праздновал с особым размахом, устраивая пир и танцы прямо во дворе.
Ренджи раздобыл себе плошку риса и подсел обедать к отрядным болтунам, чтобы разузнать все поподробнее.
– А мы так всегда празднуем, – радостно сообщили ему. – К нам многие хотят присоединиться, но тут места на всех не хватит. Ну раз ты с нами, Абарай, можешь позвать кого-нибудь...
– Кёраку-тайчо снова зайдет, принесет выпивку...
– ... и лейтенант второго отряда притащит еду....
– Мадараме будет играть нэмбуцу! А потом все танцуют эйса!
– Я не умею танцевать, – отмахнулся Ренджи, с ужасом бросая взгляды на высоченную сцену ягура, куда самые находчивые уже сгрузили музыкальные инструменты, преимущественно огромные барабаны.
– Неважно, встанешь со всеми в хоровод. Потом будет настоящий бон-одори – Аясегава будет танцевать.
– Агха, – Ренджи чуть не подавился.
– Ну, а ночью мы валим к реке для торо-нагаши. Я в том году штук пять фонариков спустил по реке...
– Дурень, ты их не спустил, а потопил...
Ренджи отвлеченно кивнул, задумавшись. Сейчас его начала волновать зверюга, сидевшая у него в душе: хотя ничего не болело, и Ренджи был не из тех впечатлительных особ, кто придумывают себе недомогания, тем не менее, уюта проклятый паразит не прибавлял.
А если Юмичика ошибается, и все старания пойдут коту под хвост? Конечно, Ренджи не станет его обвинять – сам вызвался, чтобы замолить свои грехи перед старшим офицером...
А если Унохана-тайчо не найдет лекарства? Превратится ли Ренджи в пустого, когда гад сожрет его душу? Могут ли вообще шинигами превращаться в пустых? Вроде что-то говорили об этом в Академии, но прошло столько лет, что он забыл... Пойти посоветоваться с Айзеном-тайчо?
А как же тогда награда? За Людоеда Общество Душ предлагало кругленькую сумму и повышение впридачу. Рискнуть стоило...
Шальная мысль промелькнула в голове: пойти попрощаться с Кирой и Хинамори, да и Рукии тоже надо что-то сказать... и Хисаги... заранее... А почему бы не позвать лейтенанта девятого отряда на О-бон! Будет с кем нажраться и поговорить – Рукию-то все равно не выпустят из дома Кучики.

***

Шухей быстро согласился придти на О-бон мацури в Одиннадцатый отряд и, как только стемнело, околачивался на импровизированной ярмарке во дворе между высоко полыхавших костров и бумажных фонариков, пока Ренджи в казарме еще завязывал пояс праздничного синего кимоно.
– Не торопишься? Щас Кёраку-тайчо вылакает все сакэ, и ты останешься трезвым, как последний идиот, – сказал Шухей, усердно заливая себе в горло пиво и щедро закусывая такояки.
Несмотря на веселую толпу и яростно лупящих по барабанам шинигами (иногда не в такт), у Ренджи было далеко не праздничное настроение. Пока к ним не подскочил Юмичика.
Аясегава в приодетой толпе, среди полыхающих фонарей выглядел совершенно преображенным: перья в ресницах и на бровях отливали завораживающими цветами радуги, на шелковое сиреневое кимоно с длинными рукавами и собранные на щиколотках хакама ложились блики от костров, а красное исподнее кимоно словно сочилось обжигающим весельем. Его глаза, в полутьме кажущиеся еще больше, чем обычно, сверкали, как холодные аметисты.
Ренджи замер с поднесенной ко рту чаркой, мысли о Людоеде напрочь вылетели из головы при виде Аясегавы: этот умел наслаждаться праздником несмотря ни на что.
– Хисаги-фукутайчо, – очаровательно улыбнулся Юмичика. – Ренджи. Вечер добрый.
– И тебе, – голос Шухея звучал немного вымученно. – Неплохо вы тут устроились...
Ренджи перебил его:
– Юмичика-сан, я вас весь день искал насчет...
– Никаких «насчет», пока не закончится мацури, – тот улыбнулся и вынул из-за пояса какую-то цветастую тряпку. – Я тебе бандану нашел. Это подарок, – продолжил он тоном, не терпящим возражений. – Нагнись сюда.
Ренджи послушно позволил Юмичике надеть на лоб тряпку. На несколько мгновений они оказались так близко, что перед глазами потемнело от цветочного запаха кожи и волос – его всегда сбивало с толку, почему Юмичика пользовался такими девчоночьими ароматами. И, в отличие от того утра в казарме, сейчас от него не пахло Зараки-тайчо – пока что. Почему-то его это радовало.
– Ладно, веселитесь! – Аясегава рассмеялся и снова куда-то исчез.
Шухей одарил Ренджи оценивающим взглядом.
– Ты ему понравился, – сказал он.
– Эй!
– Да ладно, считай – повезло, – лейтенант глотнул пива. – Аясегава никому не дается. Птица неприрученная. Всем он нравится, а ему никто... – Шухей махнул рукой в отчаянии. – А с тобой, значит, разговаривает, – он сунул растерянному Ренджи банку пива. – А теперь сделай лицо попроще и – кампай!!

***

Они веселились, как было приказано. Вместе со всеми пели песни, и традиционные, и караоке, плясали, пока не упали на землю от усталости и опьянения. А затем у сцены появился Юмичика и взмахнул веером – и начал танцевать.
До этого шинигами сидели у костров, а сейчас все побросали еду и подтянулись к сцене. Зараки-тайчо и Ячиру находились у главного костра рядом с ягура, где танцевал Юмичика. Лейтенант весело прыгала и хлопала в ладоши, а Зараки-тайчо застыл на месте с кривой усмешкой во все лицо и не отрывал черных глаз от кружащегося стройного шинигами с летающими рукавами, сиреневый шелк которых вспыхивал отблесками огня.
Ренджи вдруг стало стыдно смотреть на Зараки-тайчо. Остальные восхищенно разглядывали танцора – на лицах многих было написано если не вожделение, то зависть точно. Некоторые кидали смущенные взгляды украдкой, опасаясь, что их заметят за откровенным разглядыванием. Даже Шухей словно забыл, где находился, и смотрел пристально, почти как Зараки-тайчо. Ренджи попытался отвлечь его разговором, но лейтенант молчал как каменный истукан.
Абарай бросил еще один взгляд на Зараки. Зачем же так смотреть-то? Все же поймут, разозлился он.
«Что поймут-то?» – спросил сам себя, и сам себе огрызнулся: «Не знаю». Отчего-то стало трудно дышать, и он мельком подумал про паразита... А Юмичика танцевал, будто демон, голыми пятками на камнях, в бликах пламени от костров... Танец для мертвых, для тех, кого не простили и осудили на вечные муки. Разлетались в разные стороны длинные рукава кимоно, вился шарф, который он обмотал вокруг шеи вместо своего обычного оранжевого, сверкал золотой рисунок на веерах, и в уши толкался жесткий ритм барабанов и пронзительный крик ритуального сякухати...
Ренджи в какой-то момент поймал разгоряченный взгляд фиалковых глаз. Юмичика улыбнулся ему и опустил ресницы – так, что перехватило дыхание. Юмичика дернул бедрами, локтями, изогнулся весь в танце, и отчего-то Ренджи подумал – это для него. Совершенно шальная мысль, которая обжигала все внутри. Сердце заметалось в барабанном ритме, и он испугался, что музыка сейчас кончится, и сердце остановится с ней. Но ритм продолжался, и Юмичика продолжал ловить его взгляд над легкими рукавами-крыльями... Как птица, или оборотень какой.

***

После танца Иккаку затянул песенные молитвы, и все зачарованно похватали фонари и, притихшие, потянулись к реке, протекавшей через Сейрейтей. Как Ренджи с Шухеем дошли туда, как спускали на плотики фонари с пожеланиями, как вернулись – он помнил плохо. Он никак не мог отдышаться, поэтому выбрался на веранду.
Глаза сразу нашли угол дома, где была спальня Зараки. Интересно, с ним сейчас Юмичика?... Или не интересно.
– Ренджи, – этот улыбающийся голос. Легок на помине.
– Ты чего не спишь? Не устал? – буркнул Абарай, стараясь не смотреть на распахнутый ниже положенного ворот кимоно у Юмичики.
– А ты?
Можно было соврать, что из-за паразита, но он просто промолчал. Он отчего-то злился и не мог говорить.
– Боишься? – беззаботно спросил Юмичика, заглядывая в лицо.
– Пустого? Ни хрена не боюсь.
– Не пустого, – он улыбнулся. – Меня – боишься?
– С какой стати? – Ренджи удивленно уставился на него.
– Не знаю, – он распахнул большущие глаза. – Я же не кусаюсь... – и снова белозубая улыбка... – Или ты Зараки... боишься?
Он чуть не вздрогнул, когда понял, на что намекает ему офицер. Он злобно стукнул кулаком по столбу и решительно направился обратно в спальню. Не станет он соблазняться!
– У меня с ним ничего не было, – вдруг окликнул его Юмичика. Ренджи обернулся.
– Правда?
Юмичика звонко и довольно рассмеялся. Рыжий почувствовал, как лицо заливает горячая краска.
– Неправда, – он развернулся, смеясь. Черные волосы взметнулись, обнажая красивый изгиб шеи, только ниточка старого шрама пересекала его. – Насчет твоего пустого – без меня на грунт ни шагу, офицер.
– Дьявол! – зло бросил ему вслед Ренджи. Но ругательство не помогло – и Абарай, наконец, признался себе, что попался в цепкие пальцы Аясегавы.

***

Вскоре Унохана-тайчо вызвала Ренджи на осмотр и выдала настой для уничтожения гаденыша – когда Ренджи надоест с ним нянчиться. И уже без шуток предупредила, что если Ренджи не избавится от него за месяц, она будет обязана избавиться от офицера... или сдать то, что от него останется, для опытов Куроцучи-тайчо.
Теория Юмичики работала, как часы. Ренджи слышал зов Людоеда, но пустой не спешил в мир живых – видимо, зализывал раны.
Прошло три недели. У Ренджи начались боли в груди. Ночью ему снились кошмары. Он удерживал себя от того, чтобы не выхлестать зелье, убеждая себя потерпеть еще день... и еще...
Лейтенант Котецу Исане взяла себе в привычку каждый вечер прогуливаться возле казарм Одиннадцатого отряда.
Однажды приступ боли застиг Ренджи на ночном дежурстве. Айзен-тайчо, проходивший мимо, кинулся ему на помощь. Ренджи тогда здорово перепугался и выложил бывшему капитану весь план как на духу – про Людоеда и про паразита, разъедающего душу... Айзен одарил его серьезным колким взглядом из-под очков... У Ренджи прошлись по коже нехорошие мурашки.
– Шинигами, превратившиеся в пустых, называются вайзарды, – сказал капитан пятого отряда. – Если ты не погибнешь, то станешь одним из них, и тебе грозит изгнание... или казнь. Не рискуй, Ренджи.
– Я, пожалуй, рискну, – ляпнул вдруг Абарай. Был бы он в пятом отряде, он бы не посмел так отвечать. Он и рванул оттуда, поскольку чувствовал, как превращается в растение – ему спокойная жизнь под крылышком всепонимающего и мирного тайчо встала поперек горла.
– Если будет совсем плохо... если вдруг ты почувствуешь... что превращаешься... – Айзен ободряюще сжал его запястье. – Приходи ко мне. Я тебе помогу. Я присмотрю за тобой.
Абарай поблагодарил, а про себя подумал, что компания, изъявляющая желание за ним присмотреть, подобралась знатная: Унохана, Куроцучи-тайчо, теперь Айзен-тайчо. Хотя лучше он, чем маньяк Куроцучи.

***

У Юмичики за эти недели появилась новая привычка – теперь он спал рядом с Ренджи. Намеков от него Абарай больше не слышал, да и вообще он вел себя прилично – молча отворачивался и сворачивался в клубочек под одеялом, только бесстыже торчала из-под ворота кимоно тонкая шея, едва закрытая волной темных волос. Когда Ренджи просыпался от кошмаров, Юмичика тоже тихо просыпался, садился рядом и ждал, успокоится ли Ренджи, или им следует собираться в Генсей на охоту. Видно было, что ему не нравится то, что происходит с рыжим шинигами, но он знал, что Абарай не попросит помощи, поэтому не навязывался. И ни разу не упрекнул его в безрассудном решении рискнуть ради старшего офицера.
Ренджи не понимал, чего ждет от Юмичики. С одной стороны Юмичика был старше по званию... и вообще старше. И выглядел как девчонка. Но в бою мог дать фору любому парню. Красивый и капризный. С ним было нелегко даже подружиться, не то, чтобы...
Он не хотел затащить его в постель на один раз – он хотел, чтобы Юмичика улыбался для него, смеялся своим щекочущим смехом вместе с ним, смотрел на него огромными сиреневыми глазами – не так оценивающе, как он смотрел на остальных, а восторженно и ласково. Чтобы руки с тонкими белыми пальцами гладили его плечи и заплетали отросшие до пояса алые волосы. Чтобы от Юмичики пахло Абараем, в конце концов...
Но, будучи парнем наблюдательным, он заметил, что не он один испытывает такие чувства по отношению к Аясегаве.
«Интересно, – думал Ренджи, глядя, как Юмичика в белых носках кружится по полу додзё, защищаясь от атак Мадараме, – а когда он ложится с Зараки-тайчо, он такой же холодный, или только со мной так?»
Однажды он завел с ним разговор о Зараки. К его удивлению, Юмичика его поддержал. В сиреневых глазах загорелся мечтательный огонек, а в голосе проснулась таинственная тоскливая сиплость.
– Так ты с ним трахаешься? – не выдержал Ренджи. Юмичика вскочил, схватил его за рыжие волосы и нагнулся к лицу, яростно сверкая глазами:
– А хочешь, я тебе язык откушу, чтобы не нес ахинею?!
– Прости, – Абарай нервно извинился. – Я просто подумал, если ты не с ним...
Юмичика вдруг рассмеялся и пошел прочь, отряхивая хакама от пыли с веранды, так ничего и не ответив Ренджи.

***

Ренджи проснулся в холодном поту. Что-то происходило. Он не должен был быть в казарме. Он должен... ждать своего хозяина в мире живых.
Юмичика схватил его за запястье, когда Ренджи поднялся и направился к двери.
– Это Людоед?
Несколько секунд он смотрел на него непонимающе и пытался вырвать руку, но потом пришел в себя.
– Я знаю, куда он идет, – выдохнул Ренджи.
– Иккаку! – Аясегава пнул друга. Все трое мгновенно оделись и повязали зампакуто. Юмичика сунул за пазуху лекарство для Ренджи.
– Идем.
Адские бабочки выскользнули из Врат в Генсей, а за ними, словно тени, выскользнули трое шинигами. Ренджи мчался впереди, показывая дорогу, в то же время осознавая, что ноги несут его тело туда, чтобы встретиться с хозяином. Который прекратит раздирающую грудь боль.
– Мы должны спрятать рейацу. Сколько их там, Ренджи? – спросил Юмичика.
– Почему это ты командуешь? – возмутился Иккаку.
– Потому что сотайчо поручил уничтожение Людоеда мне! Я ему доложил о нашем плане. А ты думаешь, нас пустили в Генсей просто так?
Иккаку недовольно цыкнул.
– Около пяти... но слабеньких... это все, что осталось... поэтому он осторожничает... – ответил Ренджи, задыхаясь и хватаясь за грудь.
– Что с тобой?! – встревожился Юмичика. Рыжий не ответил. Загибаясь от боли, он неудачно приземлился на выступ крыши, потерял равновесие и полетел вниз. Аясегава обернулся и шагнул вслед за ним, подхватывая его за пояс в полете, и приземлясь на тротуар мягко, как кошка. Ренджи повис у него на плече, стараясь отдышаться.
– Паразит, так? – Юмичика вынул из-за пазухи лекарство. – По-моему, самое время тебя вылечить... Эй, Абарай, ты куда?!!
Ренджи мчался прочь по улице, стараясь уйти подальше. В голове звенели чужие голоса. Один из них был голос хозяина. Его зов был страшен. Он требовал, чтобы Ренджи пришел к нему. Но другой голос был страшнее.
Голос пустого, в которого он должен превратиться.
Он смеялся над ним, называя его слабаком и трусом. Он хотел жить с отчаянной силой, и поэтому гнал его прочь от Аясегавы, приказывая ему искать убежище... Ренджи призвал бабочку, намереваясь скрыться в Обществе душ, чтобы там спрятаться у Айзена...
Голос Айзена звучал в голове, обещая укрытие и покой...
Аясегава догнал его и опрокинул на асфальт, уселся на живот, сжимая бока острыми коленками, и нагнулся над ним. Ладонью надавил на лоб так, что голова Ренджи запрокинулась.
– Пей, – повелительно сказал Аясегава. Ренджи упрямо сжал зубы. – Не хочешь, сволочь дырявая? А так?! – он глотнул зелья и прижался ртом ко рту Абарая. Ренджи был шокирован настолько, что проглотил лекарство. Голову чуть не разорвало от воплей чужих голосов. Он вцепился в плечо шинигами, но Юмичика настойчиво кормил его лекарством, не обращая внимания на охватившие Ренджи судороги.
Все закончилось через пару минут, когда над воротом кимоно Ренджи сконцентрировался черный сгусток, который вскоре вылился на землю и растаял на глазах – паразит исчез, а с ним исчезли и голоса, и боль. Абарай перестал дрожать. Он очнулся и уставился в мерцающие сиреневые глаза.
Некоторое время он жадно вдыхал сладкий запах его волос, и не хотел ничего больше от жизни, кроме как просто дышать, валясь в пыли.
– Гадость какая, – выдохнул вдруг Аясегава, вскакивая на ноги и вытирая руки о хакама. – Нет, ты видел, что из тебя вылезло?! Хвала Будде, что я не вселил его в себя!
Ренджи откашлялся и сел. Где-то вдалеке полыхнуло гнилое рейацу Людоеда – он появился в мире живых. Абарай почти представил, как в диспетчерской 12 отряда подскочил от воя сирен дежурный, Акон или кто-нибудь еще, и поднял весь Готей на ноги. Как повыпрыгивали из теплых постелей заспанные бойцы и, пытаясь попасть ногой в хакама, бегали по коридорам. Как капитан находящегося на дежурстве отряда – сегодня это был Пятый – двумя шагами шунпо добирался до Врат... Пройдет не менее пяти минут, пока первые шинигами окажутся в нужном месте.
– Иккаку один не справится, – сказал Юмичика, и двое шинигами одновременно вспорхнули в небо, помчавшись к источнику рейацу.
Мадараме сражался с тремя пустыми, когда Ренджи и Юмичика появились на месте. Людоед спешно пожирал четвертого, а пятый застыл в недоумении. Ренджи вынес его одним ударом зампакуто. Аясегава не обратил никакого внимания на мелочь, а сразу кинулся к Людоеду.
Ренджи вдруг ощутил присутствие вокруг них множества минусов. Словно падальщики, они поползли на запах битвы между шинигами и пустыми, ожидая, что и им перепадет сладкий кусочек раненного собрата или врага.
– Абарай, оставляю этих тебе!! – весело крикнул Мадараме, бросая людоедовский выводок и кидаясь в сторону появляющихся пустых. – Освобождай меч, придурок!
Юмичика бился с Людоедом. Когда Ренджи попытался помочь, он резко обернулся к нему, сверкая глазами:
– Не трожь! Он мой!
Ренджи завороженно смотрел, как сражается Юмичика. Как взлетают рукава кимоно, падают на лицо волосы и сверкают перья. Как изгибается спина в прыжке, словно в танце. Ему вспомнился фестиваль и бон-одори, и в голову ударила разбуженная страсть.
В Генсее появились шинигами, сверкнула рейацу Айзена-тайчо.
Юмичика бросался на врага так, как разозленная хищная птица бросается на жертву, и неважно было, что пустой был в десять раз больше хрупкого офицера. Лезвия Фуджикуджяку, словно острые когти, оставляли глубокие раны, не давая ему ни одного шанса скрыться или напасть в ответ. Вскоре с Людоедом было покончено.
Пустой рухнул на колени, ухмыляясь, зная, что его смерть с фиалковыми глазами летит на него, и склонил голову:
– Как я ни старался, ты был сильнее, шинигами.
Фуджикуджяку раскроила его маску пополам.
– Извини, – Юмичика вернул зампакуто в ножны и с улыбкой изящно поклонился исчезающим останкам. По виску Юмичики скользили капельки пота и прядки волос прилипли ко лбу. Перья дрожали, пока шинигами пытался отдышаться после боя. Ренджи шагнул к нему, пошатываясь, опьянев от одного вида сияющего стройного шинигами.
– Юмичика... я..., – хрипло вырвалось у него. – Голова кружится...
– Ренджи, ты что... – шумно вздохнул тот и подхватил Абарая.
Руки рыжего обвились вокруг талии Аясегавы, и он наклонился к его волосам. В ответ Юмичика вскинул ладони и сплел пальцы на затылке Ренджи, и прижался губами к его губам, оставляя горячий вкус пота на языке. Ренджи кусал его сладкие пухлые губы, а затем раздвинул его зубы языком, целуя глубоко... Он замирал от ужаса, вспоминая, что эти губы – и весь Юмичика – принадлежат Зараки, но не мог остановиться. Юмичика прогибался в его объятиях, и они целова